– Почему, на Ваш взгляд, сейчас нет хороших детских писателей?
– Может быть, писатели и есть. Но беда в другом — все магазины, все телевизионные экраны и радиоэфиры забиты одним — “Гарри Поттером”. И на рекламу “Гарри Поттера” такие деньги отпущены, что тягаться с этой гидрой вряд ли кому-то под силу. Мы же любили сказки Милна, еще в переводе Заходера, английские сказки в переводе Маршака. А сейчас стали и сказки другие — кровь, герои норовят все больше удавить, сломать. Какая там “Красная шапочка”! Я тут три года назад с Юлием Кимом написал мюзикл “Новые приключения Красной Шапочки”, он с огромным успехом идет в театре Маяковского, детей полно, все уходят радостные, веселые. Но нам ведь делали замечания — что, дескать, это не очень современно. А наш самый главный принцип — добро, чтобы спектакль давал детям отдушину, и дети реагируют очень живо. Так что “Гарри Поттер” еще не всех убил. У меня, например, в семье никто не читал эту книгу, я только слышу о ней разговоры и обсуждения. У меня в семье это запрещено.
– Прямо-таки запрещено?
– Ну нет, если бы внуки хотели эту белиберду читать, я бы не стал у них, конечно, вырывать, но они читают другие книги.
– А что они читают?
– Должен вам признаться, что они, как и многие дети сейчас, вообще читают мало. Но я пытался их воспитать на классике, покупал Пушкина… И сейчас у них компьютер. И играть на компьютере в видеоигры гораздо интереснее, чем читать. Но вот когда компьютер все же надоедает – смотрю, лежат читают. У них есть хорошие книги, потому что родители со вкусом. Их отец, мой сын, — художник. У нас в семье отношения ласковые, но в то же время строгие — он никогда не позволил бы детям читать какую-то ерунду.
Ведь и я сына в музыкальном плане так же воспитывал: давал слышать ему весь рок, а мне его из-за рубежа привозили: и “Роллинг стоунз”, и “Битлз”. Но он слушал какое-то свое барахло. Для него был предел мечтаний — “Boney M”. А потом, когда он послушал у меня настоящий рок, все прежние увлечения вылетели. Так же и у внуков с книгами, надеюсь. Если у человека есть душа, он постепенно сообразит, что хорошо, а что плохо. Если в библиотеке есть различные книги, то рано или поздно человек, знакомясь с ними, выбирает лучшие…
– Какие книги Вы сейчас покупаете?
– Вот я сейчас купил, как ребенок, не смог себе отказать, издание сказок Шарля Перро. Наше издание, издательство «Росмэн», очень красивое, великолепные иллюстрации. Но ведь она стоит-то — 300 рублей! А книжечка тоненькая. Ведь сказочки у Перро коротенькие. И среднестатистической семье не потянуть собирать детскую библиотеку при таких ценах. И это проблема. Книги у нас есть, книги печатают красивые, но цены — вы извините.
– На Ваш взгляд, эти цены завышенные?
– Честно говоря, мне наплевать, завышенные цены или это реальность такая, правительство виновато или издатели. Я имею перед собой лишь цену. Я знаю лишь одно: в 30-е и 40-е годы, когда я рос, мне детские книжки дарили кучами, это было более чем доступно. Книжки для детей тогда стоили особенно дешево. А сейчас государственной политики в этой области нет никакой. Если выпускают детские книжки и делают это хорошо, нужно давать дотации таким издательствам. Ведь издатели говорят: вот если мы продавать начнем такую красивую, хорошо изданную книжку по низкой цене, мы же прогорим! И они правы. Но у нас же на что угодно дадут деньги, только не на благое дело. Вообще у нас сейчас главенствует в искусстве эстетика безобразного, поэтому если вы напишете безобразное, то можете рассчитывать на помощь, если вы создадите что-то красивое, гармоничное — вам скажут, что это несовременно. Спрашивают: а у вас там в сценарии голых нет? не убивают? не режут? Зря. Вы посмотрите, что делается на телевидении! А дети-то смотрят не только детские программы, читают не только детские книги. К ним все то же самое попадает уже в раннем возрасте. Время детского прошло. Раньше, помните, киностудия называлась “детских и юношеских фильмов”. На это обращали особое внимание. А сейчас дети поют самые блатные, хамские песни, которые распространяет самый мощный канал информации — телевидение. Про культуру в одежде и говорить не хочется. Когда пузо обнажают все, кому не лень, не понимая, что у одного оно красивое, а у другого, мягко говоря, не очень. Это ведь отсутствие вкуса и культуры! А когда пропагандируется одно и предается забвению другое, то вырастают и поколения с совершенно другими мозгами, с совершенно другим уровнем эрудиции. Я тут недавно в крупном книжном магазине в центре Москвы спросил у продавщицы: “У вас Брехт есть?” Спрашивает: “Кто?” — “Бертольд Брехт”, — говорю. Она не знает, пошла в своей заведущей спрашивать. В итоге я спустился на этаж ниже, в букинистический отдел. И очатовательные, умные женщины, с огромным опытом, конечно, тут же нашли мне то, что нужно. Я купил и ушел счастливый, Но эти же, наверху, молоденькие продавщицы ничего не знают. А если бы я спросил: “Вы знаете, есть такая книжка, какая-то “Гарри Поттер”, вы не подскажете”, — они подумают: “Ну вот, совсем идиот необразованный, таких вещей не знает!” Можно не знать ни Брехта, ни Гете, но вот “Гарри Поттера” — как же не знать! О чем говорить, сейчас и Пушкина уже многие не знают! С композиторами и того хуже. Кто слушает сейчас Шостаковича? Я вот покупаю на DVD, наслаждаюсь такой музыкой, о существовании которой многие и вообще не подозревают. А эту музыку должны слушать дети в первую очередь.
– За новой литературой Вы все же следите?
– Честно скажу Вам, что я плюнул на книжный рынок и хожу в основном в букинистический. У меня много старых книг, купленных еще в советское время. Многие книги тогда достать было трудно, но я находил ходы через ОБКОМы и в подвалах специальных иногда прорывался и покупал замечательные, нужные книги. А массово издавали в то время идеологически угодную литературу. Со мной остаются книги, уже проверенные временем и давно любимые. Это, как я уже сказал, Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Лесков, Островский, Платонов. То, что сейчас все же издается классика, я только приветствую. Это замечательно. А новый книжный рынок проходит мимо меня, мне это не нужно. Я знаю, что хорошего будет мало. А если все-таки посчастливится прочесть что-то хорошее, то я посчитаю это настоящим подарком. Еще в начале 90-х я как-то следил за новинками. Помню, понравилась мне книга “Дзвари”, о грузинском монастыре. Интересную славянскую азбуку в свое время приобрел, там рассказывается о происхождении многих слов, говорится об исторических корнях. Кстати, история сейчас очень нужна, с ней совсем плохо, все запутали. Но с художественной литературой сейчас все обстоит довольно плохо. Хотя вроде бы по сравнению с советским временем есть важный плюс: можно напечатать что угодно за свои деньги, причем сколько угодно экземпляров. Хочешь сто – пожалуйста. Я, кстати, уже один раз так делал.
– Что издавали?
– Издавал партитуру своих произведений. Но несмотря на то, что я отказываюсь от всех авторских отчислений, издать что-то совершенно некоммерческое для издательств очень трудно. Но вот одно издательство напечатало партитуру моей оперы “Старший сын”. Браво им! Они же издали патритуру симфоний Алексея Рыбникова. Браво!
– Насколько перспективно сейчас, на Ваш взгляд, издавать православную литературу?
– Вопрос неоднозначный. У тех, кто этим интересуется, такая литература будет востребована. Что касается других… Вот я о вопросах Церкви стал задумываться, читая Ивана Аксакова. Он жил в царское время, когда, в принципе, царя нельзя было критиковать. И Церковь нельзя было критиковать. И фактически единственный человек, которому это разрешалось тогда, — Иван Аксаков. Он был настолько чист, в вере тверд и лишен предрассудков и хитростей, что ему доверяли, разрешали. Я читал. Но у него много критки в адрес Православной Церкви, с которой я, прямо скажу, абсолютно согласен. К сожалению, с тех пор мало что изменилось. и вся его критика была бы справедлива и теперь. У нас ведь многие относятся к церкви как к военной системе — лейтенант ничего не может сказать про майора. Наше привычное чинопочитание. У меня его нет. Если негодяй православный — то для меня он все равно негодяй. Вот Лев Толстой — православный писатель или нет? Он говорил об общечеловеческих нравственных истинах. Но был отлучен от церкви. Лесков — потрясающий, любимый мой писатель. Насколько он православный? Лесков из рода священников, но он запретил себя отпевать. А писатель блестящий. Поэтому нельзя рассуждать шаблонно: если православный писатель, значит хороший. Нет. Существует ведь две церкви: истинная (небесная), которую Христос нам дал, и вторая, человеческая. Это мы ее придумали, со всеми обрядами, правилами, с недвижимостью и прочее. И в этой второй Церкви есть многое, что заслуживает критики. Вот говорят применительно к внутренним органам о пресловутых «оборотнях в погонах». Но у нас и в Церкви таких «оборотней в рясах» тоже полно, которые, мне кажется, думают больше о кошельке, нежели о Господе. Ведь сказано: нельзя одновременно служить Богу и маммоне… Мне повезло: меня крестил батюшка, которого я очень чту и уважаю, батюшка Алексей. Это потрясающий человек, очень светлый.
– Как Вы пришли к православию?
– Вы знаете, после 40 лет начинаешь думать: а вообще зачем все, что с тобой происходит, зачем ты все это делаешь? До этого постоянно что-то писал, какие-то премьеры, потом банкеты. Потом задаешь вопрос: и что? Ну построил дачу (лично, кстати, кропотливым трудом, никакая она не казенная). Ну а дальше? И вот эти размышления меня привели… Я скажу вам честно: в церковь хожу очень редко. Но молюсь я ежедневно, это мне дает силы. Однако это моя личная тайна, я об этом подробно ни с кем не говорю. Вообще, обидно, что ходить в церковь стало модой. У поп-дивы с оголенным задом крест огромный на пупе висит — что это такое? Многие рассуждают: “Как же не пойти в церковь, ведь там были и Лужков, и сам президент!”. Это как на Красную площадь раньше ходили на парад, по специальным пропускам. Ведь вера — это очень личное дело. Я вот чувствую, знаете, если что-то сделал не то, что-то кому-то не так сказал, мучаюсь. И сейчас уже у меня хватает силы перезвонить, извиниться, признать, что был не прав. Христианство для меня — прежде всего это не следование ритуалам, а глубокий внутренний стержень. А так если посмотреть вокруг — то у нас сейчас не православие правит умами, а какое-то язычество. Да, в России главенствует язычество, но оно прикрывается православием. На первом месте для большинства забота, как удовлетворить свои безумные страсти. Можно жить с любовницей и женой. Можно с теткой. Можно убить своих детей, чтобы мужу насолить — вот ведь что происходит. Я же читаю обо всем этом. Эти люди — рабы своих страстей, для которых главное — власть и деньги. Помните, богини поспорили, кто из них более красивая. И началась Троянская война. Примерно то же у нас сегодня происходит постоянно.
– Как в такой ситуации Церковь, на ваш взгляд, должна изменить свою политику? Может быть, степень влияния на общество?
– От церковных инстанций хотелось бы больше бдительности, чтобы, в том числе, лучше проверяли, кто у них служит. Еще Аксаков писал, что Церковь нынче больше работает как министерство. А министерство — это чиновники, формальности, бездушность в конце концов. Сейчас, увы, мало что поменялось… И, конечно, типичное провление язычества — это культ силы. Телевидение, журналы постоянно пропагандируют так или иначе хищническую мораль: что нужно идти напролом, что нужно быть самым сильным, что нужно устранять конкурентов. Это полный маразм, когда Познер с компанией сидит и наблюдает, как артисты бьют друг другу морды в кровь. Ну, от Познера я другого и не ждал: он всегда был для меня человеком бескультурным и беспринципным совершенно. Но ведь такое повсеместно! И внедряется в сознание зрителей отнюдь не христианская, как вы понимаете, мораль. И кто лучше набил другому морду, тому и радости, и награды. Еще не терплю это слово “крутой”. Вот если набил морду, сломал ногу кому-то — то он крутой. А если две сломал — то вообще крутой. А он ведь урод, больше никто. Это чудовищно! Ну и какими, как вы думаете, вырастут дети, которые смотрят все это? У моего любимого философа Владимира Соловьева есть фраза: “Меня воспитала полоска света под дверью, которую я видел, когда проходил ночью мимо кабинета отца”. Отец работал ночами. И Владимир понимал, что все спят, а папа-то работает. Вот ведь как воспитание происходит, ничего особенно объяснять и внушать-то не нужно. А уже от взрослых зависит, с каким знаком этот личный пример будет. У нас же сейчас идет вырождение нации. И Церковь делает очень мало для того, чтобы это остановить.
– Как Вы относитесь в идее введения в школу предмета “Основы Православия”?
– Это тоже чудовищно.
– Почему?
– Я отношусь в этому категорически отрицательно. Все это превратится в издевательство над детьми. У нас вообще очень мало можно найти преподавателей, которых дети будут слушать разинув рты. И что получится? Преподаватели о религии будут говорить какие-то заученные вещи, а дети будут скучать. Ведь в Библии каждое слово символично, там закодирован глубочайших смысл. Его нужно долго обдумывать. У меня вот есть Библия старинная, большая, так вот, там практически к каждому слову две страницы объяснений. А тут получится, что детям расскажут библейские сюжеты как сказочку, те посмеются, ведь они живут в век компютеров. В старой, патриархальной России, может быть, и надо было детей так обучать. Потому что вся семья ходила в церковь регулярно, это было социально обусловлено, любое событие было с Церковью связано, дети в этом росли, варились. А сейчас ситуация совершенно иная. После Гарри Поттера и “телевидения Познера” современным детям говорить сразу про Иисуса Христа — нет, это какое-то кощунство. Дети могут прийти к религии только самостоятельно. Возможно, в более зрелом возрасте. Ведь христианство может быть только по любви. Так что попытки в школе ввести в качестве обязательного предмета основы православия — бред. Это типично советский подход.
– Что бы Вы пожелали читателям портала “Православная книга России” и издателям православной литературы?
– Чтобы они как можно меньше думали о внешнем, а больше — о внутреннем. И чтобы не воспринимали религию поверхностно, на уровне ритуалов: тогда-то нужно столько-то поклонов, а в такой-то день нужно чего-то не съесть. Подходит человек, целует иконку в Церкви, а через пару минут, выходя из храма, уже думает, как он там кого взгреет на работе. Так это лучше вообще и не подходить! Я желаю всем, чтобы искренне любили друг друга и искренне делали добро. И даже грешили чтобы искренне. Потому что если человек хитрит, пытается представить себя чуть ли не святым, а на самом деле ничем не лучше окружающих, то перед Богом-то он выглядит иначе все равно. Вот мои основные пожелания: искренность и любовь.