Юмор в Православии.

Самое распространенное мнение невоцерковленных людей о церковной жизни - это унылые лица людей, озабоченных спасением души настолько, что все радости жизни им чужды, а к юмору они относятся как к одному из смертных грехов. Иногда стремление избежать даже повода к соблазну приводит к полному личному отказу от смеха. Но всегда ли осторожность в чем-либо предполагает полный отказ? Смех все - таки— дар. Как и все качества человеческой природы, он дан от Бога. Конечно, дикий хохот, беспричинный смех, скабрезные шутки Церковью не поощряются, но все же представлять церковную жизнь унылым однообразием, было бы неверно.

Существует старое предание о том, что Христос никогда не смеялся. Однако вытекает ли из этого логически осуждение смеха вообще? Давайте попробуем разобраться в этом вопросе.

Смех сам по себе есть событие сугубо динамическое - одновременно движение ума и движение нервов и мускулов: порыв, стремительный как взрыв. Недаром ходячая метафора говорит о "взрывах смеха". Это явление захватывает и увлекает одновременно духовную и физическую сторону нашего естества. Это не пребывающее состояние, а переход, вся прелесть, но и весь смысл которого - в его мгновенности. Известный философ М.М.Бахтин характеризовал смех как переход от некоторой несвободы к некоторой свободе. Но смех, в данном случае, является не свободой, а освобождением, в котором, в свою очередь, также присутствует момент некоторой новой несвободы.

В греческой философской антропологии смех относится к разряду состояний,

обозначаемых как πάθη, - не то, что я делаю, а то, что со мной делается. То есть несвобода предполагается как исходный пункт и условие. Свободный в освобождении не нуждается; освобождается тот, кто еще не свободен.

«После Боговоплощения Господь воспринял весь спектр человеческих чувств», - отмечает диакон Михаил Першин. Он был одним из нас, воспринял все последствия падения человека. Единственное, чего нет во Христе ни в малейшей степени, — это греха, ибо грех отделяет от Бога. В отличие от человека Иисус Христос изначально и в каждый момент бытия обладает всей полнотой свободы. В своем воплощении Христос не только не расширяет свою свободу, а, наоборот, ограничивает ее. Расширять ее некуда, поскольку Он свободен абсолютно. Поэтому предание, утверждающее, что Христос никогда не смеялся, представляется весьма логичным и убедительным. В точке абсолютной свободы смех невозможен, ибо излишен. Однако это не означает, полное отрицание и осуждение юмора, как явления. На страницах Ветхого Завета Господь предстает не только грозным и праведным Судией, но и милосердным любящим Отцом. Вполне возможно помыслить себе улыбку Творца мироздания, читая, например, книгу пророка Ионы. Трудно удержаться от улыбки, слушая в канун Пасхи чтение о том, как Бог вразумлял пророка Иону (четвертая паремия вечерни Великой субботы). Ироническое значение, по свидетельству современного священника-проповедника, может приобретать и прошение из молитвы "Отче наш": "И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим". Если просящий, на самом деле, не прощает своих врагов и не оставляет им долги, то, в этом случае, полагает священник, прошение может обернуться против просящего, ибо, как тот не оставляет своим должникам долгов, так и Господь, как раз следуя его мольбе и исполняя ее, не оставит его долги и ему. Библейская радость о мире пронизывает творчество многих писателей, художников и даже ученых.

Юмор все же обладает несколько иной природой, нежели смех. Если смеховой экстаз соответствует освобождению, то юмор соответствует суверенному пользованию свободой. Единый источник радости - в Боге. Подлинная ра­дость всегда коренится в ощуще­нии Богоприсутствия, пусть даже и не вполне осознаваемом, в чувстве сопричастности человека к красоте мира, к величию его Твор­ца, к всеобщей любви в Боге. Возможна духовная радость и духовное веселье. Радость выражает себя в действии, в улыбке. От радости можно пуститься в пляс. Не случайно более эмоциональные народы Эфиопии и Египта ритмично приплясывают во время литургии. Царь Давид «скакал и радовался» (2Цар.16) , когда входил ковчег Господень в город Давидов. Его переполняла духовная радость. Святые также не были чужды веселья и радости. Основатель монашества, преподобный Антоний Великий, сам строгий аскет и подвижник, прибегал к смеху в педагогических целях: «Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидал, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился. Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему: «Положи стрелу на лук свой и натяни его». Он сделал так. Старец опять говорит ему: «Еще натяни». Тот еще натянул. Старец опять говорит: «Еще тяни». Ловец отвечает ему: «если я сверх меоы буду натягивать, то переломится лук». Тогда авва Антоний говорит ему: «Так и в деле Божием = если мы сверх меры будем налегать на братий, то от приражения они скоро сокрушатся. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии». Выслушав это, ловец был сильно тронут и, получив великую пользу, ушел от старца. И братия, утрвердившись, возвратилась в свое место». Таким образом, видим, что христианская культура приветствует смех, но только добрый. Осмеяние же чужого горя, Божией красоты, добра превращает смех — милость Божию — в путь к пустоте.

Проблема духовной оценки смеха состоит еще в том, что смех – это стихия, которая в своем движении способна смешивать мотивации и даже подменять их. Начав смеяться, мы, словно поднимаем якорь и даем волнам увлекать нас в направлении, заранее непредсказуемом. Мысль провоцирует нервно-мускульную реакцию, а она, в свою очередь, подхватывает порыв мысли и перехватывает у нее инициативу. Только что мы смеялись, потому что находили мысль смешной, и вот мы уже находим другую мысль смешной, потому что продолжаем смеяться. Это облегчает любую подмену. И хотя смех не создает ничего нового вне рамок своего игрового поля, но для него характерна способность своей силой навязывать непонятые и непонятные, недосказанные и недосказуемые мнения и суждения, представления и оценки, т.е. те же "догматы", и любой авторитаризм этим энергично пользуется. Например, формируется иллюзия, что нерешенный вопрос давно разрешен в нужную сторону, а кто этого еще не понял, отсталый человек. Этот прием, активно используют средства массовой информации при создании рекламы и для формирования общественного мнения.

Ценность любого освобождения - положительная или отрицательная, зависит от положительной или отрицательной ценности того (вне или внутри нас), от чего мы освобождаемся. Когда человек смеется над собой, то одно и то же лицо как бы разделяется на себя, смеющегося, и себя, осмеиваемого. По логической структуре это вполне сопоставимо с текстом новозаветной молитвы: "верую, Господи! помоги моему неверию" (Евангелие от Марка 9:24). Самоосмеяние уничтожает привязанность к себе. Наиболее благородные виды смеха над другим также до известной степени можно интерпретировать как смех над собой. Смех вольнолюбца над тираном - это смех, прежде всего, над собственным страхом перед тираном.

Над злом надо также уметь посмеяться. „Ад всесмехливый“, о котором повествует канон на Пятидесятницу, — это, в переводе с греческого, „ад всеосмеянный“. Смешной в своей напыщенности, диавол безсилен в своей злобе и бездарен в своей пустоте.

Полная противоположность – это смех хамский, в акте которого смеющийся отделывается от стыда, от жалости, от совести, от самодовольства, от сытости, смех, ослепляющий и отгораживающий от Бога. Греховный поступок, облекаемый в форму шутки, как бы теряет свою мерзость в со­знании нецерковного шутника. Смех в падшем мире возникает на грани осуждения: из несоответствия реальности идеалу, того, что есть, тому, что ожидаем, а также из возможности исказить идеал, сделать что-либо доброе лукавым, то есть, буквально, кривым. Один из первых ангелов, светоносец (lucifer), когда-то исказил себя, отпав от Бога, и с тех пор стремится в эту кривизну втянуть человека, а через него весь мир.

Православный христианин не должен забывать об этой двой­ственной природе смеха и во всем со­блюдать умеренность, по словам апостола: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». (1Кор.6:12.)

«Бывает смирение по страху Божию, и бывает смирение из любви к Богу. Иной смирен по страху Божию, другой смирен по радости, а смиренного по радости сопровождают великая простота, сердце возрастающее и неудержимое». Прп. Исаак Сирин.

«Вера порождает радость и веселье в сердце верующего. Радость эта не о пище и питии, не о чести, не о богатстве, золоте, серебре, не о прочем, чему сыны века сего радуются, ибо эта радость плотская. Но есть радость духовная, радость о господе спасе. О благости и человеколюбии Его, утешение и спокойствие в совести, как учит апостол: «оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа»(Рим.гл.5). Ибо святое Евангелие есть радостная весть, и вера есть сердечное принятие Евангелия, поэтому приемлющие его непременно приемлют и духовную радость в сердцах, как написано о страже темничном, упоминаемом в Деяниях апостольских: «и возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога»(Деян.16,34). Потому эта радость во многих местах Священного Писания предлагается верным как сладостная духовная пища, что и в Псалмах, Евангелии и апостольских посланиях заметить можно».

Свт. Тихон Задонский.

«Кто вкусил блага, принесенные Господом на землю: свет ведения, свободу от уз греха и силу на добро, исцеление от ран сердца и сыновство Богу, - тот постоянно пребывает в небесной, непритворной радости.

Радость эта не есть минутное, случайное, принужденное увлечение сердца, а есть отражение постоянно-радостного состояния всего существа, преимущественно из отношения к Богу и восприятия от Него помянутых благ.

Можно насильно напрягать свое сердце на радость, но эта радость будет извергаема из него тотчас, как палка, вертикально погружаемая в воду.

Можно на минуту обмануть сердце представлением ему мнимых благ, но это будет не обрадование, а опьянение, обыкновенно кончающееся еще большим томлением. Блюдитесь и не обманитесь». Прп. Феофан Затворник.

«Радость и веселие свойственны душе, ощутившей избавление из плена, в котором держали ее грех и падшие духи, ощутившей осенение Божественной благодати, ощутившей, что действием этой благодати она предоставлена лицу Божию, возведена в непорочное и блаженное служение Богу. Радость и веселие так сильны, что Святой Дух приглашает ощутившего их к воскликновению. Как не воскликнуть от радости освободившемуся, ожившему, окрылатевшемуся, вознесшемуся с земли на небо? Воскликновение принадлежит духу человеческому. Оно сильно, но духовно: плоть и кровь не могут иметь в нем участия. Самовольное действие их устраняется: они поступают а подчинение действующей благодати Божией, служат орудиями в истинном подвиге и уже не увлекают человека в неправильные состояния и действия». Свт. Игнатий Брянчанинов.

Дому, в котором вы живете, нужна ваша забота. Сайт http://uslugi-gkh.ucoz.ru/

Как переехать в Санкт-Петербург?

Помощь в адаптации людям, желающим переехать на постоянное место жительство в Санкт-Петербург. http://migrant-v-piter.clan.su